|
Документальный очерк
А вам, в безвременье летающим
под хлыст войны за власть немногих,
хотя бы честь млекопитающих,
хотя бы совесть ластоногих.
Осип Мандельштам. «Властителям»
З октября 2005 года. Газета «Латвияс авизе» опубликовала репортаж о чествовании легионеров в латвийском местечке Море. Среди моря почетных гостей депутаты Cейма Юрис Добелис, Юрис Далбиньш, Дзинтарс Абикис.
Далее цитата: «Армейский священник, капеллан Атис Войцеховский, говорил, как важно передать духовное наследие легионеров следующим поколениям. Этого вопроса касались многие выступавшие... Ученики средней школы Море своими стихотворениями подарили надежду старшему поколению патриотов... Приятно, что ученики в сопровождении воспитателей в свой выходной день приехали из других городов. Например из Талси... Трудности и препятствия не в состоянии отнять у поколения легионеров духа борьбы. С высоко поднятыми головами они спели песни о судьбах народа»...
Призыв армейского капеллана и ломающиеся голоса школьных стихотворцев дошли до меня в те дни, когда мы с доктором истории Григорием Смириным завершали работу над второй книгой из созданной нами серии «Память и имя». Эта серия включает свидетельства тех, кто прошел гетто и чудом выжил, пройдя все круги ада, читай: «нового порядка», установленного Гитлером, клятву которому и давали легионеры латышского добровольческого легиона СС, созданного 10 февраля 1943 года по личному приказу фюрера. 15-я и 19-я латышские дивизии СС распахнули свои объятия перед членами расстрельных команд, принимавших участие в уничтожении латвийских евреев. А также евреев из Австрии, Венгрии, Германии, Бельгии, Голландии, Франции, Чехословакии и других стран. Гитлер выбрал Латвию одним из мест уничтожения европейского еврейства.
Урок Фриды Михельсон
Воспоминания узницы Рижского гетто рижской портнихи Фриды Михельсон «Я пережила Румбулу», написанные ею в 1965-1967 годах, выходят вторым изданием. Первое вышло в 1973 году в Израиле благодаря мужеству и титаническому труду писателя Давида Зильбермана. Приведу клятву-завещание Фриды Михельсон, предваряющую ее воспоминания.
«Завещаю моему народу. Клянусь вам, павшие! Здесь могильная тишина. Смерть. Ночь. Вечность. Румбула - Рига, Бикерниеки, Саласпилс, Клоога, Панары, Бабий Яр, Майданек, Треблинка, Освенцим... тысячи и тысячи залитых кровью городов и местечек.
Я поднимаюсь от вас, мои безмолвные мученики, старики и малютки, отцы и матери, мужья и жены, братья и сестры, женихи и невесты, дети, юноши - загубленные миллионы. Вы велели мне рассказать живущим, я слышу ваши крики и плач, топот тысяч ваших ног, бегущих в могилу, ваше предсмертное: «Помни!»... Клянусь вашей памятью, вашей кровью, напоившей жестокие просторы, вашим пеплом, развеянным по миру, вашим дымом из труб крематориев -
Клянусь вам:
Я им, живым, все расскажу - все, что я видела - кто вас убил и кто предал. Я не дам вас оболгать и подменить, я была вместе с вами до последней минуты на плахе. В моих жилах течет ваша кровь и в сердце стучит ваш пепел. Клянусь говорить Правду, одну только Правду.
Фрида Михельсон. Рига, 1967 год.
Хроника страшных дней
Вторник, 7 декабря 1941 года.
...в 4 дня, словно неистовый ураган, облетело гетто новое известие: сегодня вечером переселят всех остальных оставшихся.
Часов 6 вечера:
Латышские полицаи злобно кричат, приказывая становиться по пять в ряд: так мы стоим неподвижно около часа.
Но вот подходит один шуцман и объявляет, что матерей с маленькими детьми и стариков на этот раз повезут на санях, они пусть выстраиваются отдельной колонной.
В невероятном темпе мы долго несемся по Московской. Приближаясь к лесу, мы ясно услышали стрельбу. Это был страшный предвестник нашего будущего. Что же делать?! Мы окружены со всех сторон вооруженными полицаями-шуцманами. Вокруг леса снова кольцо немцев-эсэсовцев. Мы погибли! Людей охватил ужас...
Колонна вливается в лесок сквозь строй шуцманов. Тут же у входа большой высокий ящик, а возле него стоит толстый немец-эсэсовец с дубинкой и кричит, чтобы в ящик сбрасывали драгоценности. В ящик падают золотые кольца, сережки, браслеты, часы. Почти не останавливаемся.
...Другой шуцман-латыш приказывает снять пальто, бросить в кучу, уже ставшую горой, и идти вперед. Меня лихорадочно сверлит единственная мысль из глубин инстинкта жизни: что бы сделать, чтобы спастись. Я вытаскиваю свои документы и обращаюсь к шуцману: «Смотрите, я специалистка, портниха, и могу еще принести много пользы, вот мой диплом», - показываю ему свои бумаги.
- Иди к Сталину со своим дипломом! - выкрикнул шуцман и с силой ударил кулаком по моей руке. От удара разлетелась в разные стороны вся пачка моих документов - паспорт, диплом, какие-то «аусвайсы» и другие листочки.
Меня окатывает такой непостижимый, дикий страх и безумие, что я начинаю рвать на себе волосы и истерично кричать, заглушая грохот выстрелов... Но в этот миг из колонны раздетых полуголых людей к нему подбегает заплаканная женщина и обращается со словами: «Мой муж латыш, смотрите, вот тот шуцман хорошо знает...»
Воспользовавшись моментом, когда внимание шуцмана отвлечено разговором с женщиной, я бросилась на землю лицом в снег и замерла неподвижно. Немного спустя слышу, как надо мной говорят по-латышски: «Кто здесь лежит?» - «Наверное, мертвая», - отвечает громко второй голос.
Вот, думаю, теперь меня потащат к яме, но остаюсь окаменелой на месте.
Евреи бегут прямо в могилу. Я слышу, как возле меня стонет женщина: «Ай, ай, ай!..» - и чувствую, что она бросила мне на спину какой-то предмет, затем второй. Голоса женщины больше не слышу, но предметы падают один за другим, я понимаю, что это падает обувь. Вскоре я покрываюсь целой горой ботинок, валенок, бот.
Слышу крики: «Шма Исраэль!» - это плачет старик.
- Звери! Оставьте хоть детей в одежде!.. - гневно кричит палачам другой мужчина.
- Ich sterbe fur Deutschland! (Я умираю за Германию!) - это, видимо, кричит онемеченная еврейка, эмигрантка из Германии.
- Уж лучше смерть, чем так жить! - кричит другая.
- Дайте нам дождаться родных попрощаться перед смертью! - умоляет шуцмана пожилая женщина.
Люди горько рыдают, прощаются друг с другом и тысячами все бегут и бегут в пропасть. Пулеметы непрерывно стрекочут, а шуцманы все орут и гонят: «Быстрей! Быстрей!», дубасят дубинками, нагайками. Так длится много часов. Наконец стихают крики, прекращается бег, смолкает стрельба. Доносятся где-то рядом из глубины звуки, как при работе лопатами, это, должно быть, закапывают расстрелянных. Русские голоса их подгоняют, торопят работать быстрее. Вероятно, для этой работы пригнали советских военнопленных. После, наверное, и их самих расстреляют.
Меня давит гора обуви, все тело онемело из-за холода и неподвижности, но я - в полном сознании. От тепла моего тела снег подо мной растаял, и я лежу в луже. Вдруг доносятся довольные голоса латышей: «Закурим! Хе-хе!» - «До свидания!» Значит, шуцманы уже закончили свое дело и расходятся. Теперь слышу совсем близко по-немецки: Was sucht dud ort? Ein Paar Strumpfe fur meine Frau. Некоторое время снова тихо. Вдруг неподалеку в стороне от ямы тишину прорезал детский плач и крики: «Мама! Мама!» Раздались беспорядочные одиночные выстрелы. Плач ребенка смолк. Убили. Опять тишина.
Теперь слышу, кто-то кричит самодовольно по-немецки: «Из нашего котла никто не выходит живым». Видимо, это говорит убийца над трупом ребенка. Рядом проносится топот шагов. Шуцманы все еще не ушли. Должно быть, уже ночь. Шагов больше не слышно, не пора ли мне выбраться из моего укрытия?
«Это мой убийца»
«Это тот человек! В жизни я его не забуду! Он был одним из тех, кто участвовал в нашем истреблении. Не забуду его до гроба! - эти слова на идиш произнесла в большом волнении старая и болезненная женщина в суде в Балтиморе (США), когда ей была показана фотография 50-х годов. - Этот человек - латышский айзсарг».
37 лет она носила в себе воспоминания о преступнике, мечтала отомстить ему. В прошлом месяце она достигла своей цели. Фрида Михельсон, 72 лет, способствовала тому, что Карлис Детлавс, 68 лет, был изобличен и признался в участии в уничтожении рижских евреев в декабре 1941 года.
Женщина, которая была одной из двух чудом спасшихся женщин при массовом убийстве в Румбульском лесу и которая была свидетелем, слышавшим и видевшим ликвидацию 26 тысяч евреев, привела к обвинению человека, приказавшего ей снять одежду, как и всем стоявшим в очереди перед рвом смерти.
29 лет Детлавс проживал в одном из предместий Балтимора тихо и спокойно, как честный подданный. Полгода длилось его судебное дело в американском суде по делам убийств. Он отрицал все и вся - что он был нацистским преступником, несмотря на то, что иммиграционные власти пытались доказать, что именно этот человек сильно лгал в 1950 году, когда он поселился в США, утаив от переселенческих властей свое бандитское прошлое.
Можно сомневаться, вспомнил ли он эту женщину, которая взошла на свидетельскую трибуну, чтобы произнести свой страшный рассказ, обнаживший его деяния. По всей вероятности, для него было сюрпризом услышать, как она перехитрила его и осталась в живых, чтобы поведать миру, что случилось в Румбульском лесу. После ее ошеломляющего рассказа у него не осталось другого выхода, кроме как признать свою вину. Ему пришлось утешиться тем, что наказание, которое его ожидает как соучастника преступлений, не тяжкое - изгнание за пределы США.
Фрида Михельсон, возвратившаяся в Ригу только в конце войны, приехала в Израиль в декабре 1971 года, но воспоминания и кошмары гетто и леса ей сопутствуют все время.
На Детлавса она наткнулась два года назад. Случилось это, когда отдел израильской полиции, занимающийся нацистскими убийцами, искал свидетелей против одного из самых знаменитых латвийских убийц - Арайса. Среди тринадцати фотографий, которые ей показали, она внезапно обнаружила знакомый образ.
- Это тот человек, который заставил меня раздеться, - сказала она взволнованно. Это был Детлавс.
Когда ей стало известно о суде над Детлавсом в США, несмотря на противопоказания по состоянию здоровья, она решила поехать в Балтимор и стать свидетелем против него. В поездке ее сопровождала родственница врач Инна Михельсон, которая также прошла через многие страшные испытания, будучи девочкой во время Катастрофы в Риге. Она оказывала ей и моральную, и медицинскую поддержку.
- Фрида очень больна, - рассказывает она, - и если бы она ехала сама, она бы не добралась до суда. Мужчина на скамье подсудимых сильно отличался от эсэсовца из Румбульского леса. Умышленно изменивший внешность - у него были большие очки и вставные зубы, которые изменили его внешность. Но ошибиться было нельзя. Как сказала Фрида следователям, «тогда холодные глаза разбойника смотрели прямо, сегодня они косят...» Будучи портнихой, она точно помнила, какую одежду он носил и каким головным убором покрывал голову. Даже его рост она назвала почти точно. Когда адвокат [обвиняемого] попросил нарисовать эту шапку, она сказала: «Рисовать я не умею, но дайте мне ткань и чем шить, и я сошью эту шапку».
Целый день длились свидетельские показания Фриды Михельсон. Перед преступником, перед обвинителем и защитником, многими евреями Балтимора, которые заполнили весь зал, она развернула свой страшный рассказ. Она рассказала, как те, кто должен был быть убитым, должны были раздеться, снять обувь. Им было велено бросать эту обувь в то место, где лежала она.
- Вскоре я лежала под горой обуви, - рассказывала она. После наступления темноты, продрогнув до костей, она выползла наружу и убежала в надежное место, сопровождаемая криками о помощи искалеченных женщин и детей, которые не дают ей покоя.
- Честь и почет ей, - не удержался судья.
Ее допрашивали еще три часа, и этим была исчерпана ее обязанность, решившая судьбу обвинения против нацистского преступника.
Фрида Михельсон вернулась в свой дом в Хайфу. Инна Михельсон также вернулась в Институт Гельвица в Тель-Авиве. И когда она вспоминает о поездке в США, то вновь не может утаить своих чувств к Фриде, которая наперекор физической слабости остается «железной женщиной».
- Это было тяжкое испытание, - говорит Инна, - но с нами был Бог.
Газета «Маарив», 9 февраля 1979 года, Израиль.
Среди людей
Рижанка Фрида Михельсон (урожд. Фрид), которую соплеменники, возможно, помнят как молодую портниху-модистку в 30-е годы, выжила и будет жить вечно. Фрида - редкая свидетельница ужасного времени в нашем прошлом, когда на латвийской земле было убито больше людей, чем когда бы то ни было в нашей кровавой истории. Она восстала с поля смерти в Румбуле и выжила. Она не только выжила, она написала об этом книгу, которая будет жить, - «Я пережила Румбулу».
Когда все стихло и стемнело, она вылезла из груды, нашла сухую одежду, зашла в лес и стала искать помощи у крестьян. В первую ночь ей посчастливилось - две старушки ее накормили и позволили остаться на сеновале, но под вечер второго дня пришлось уйти. Так, еще скрываясь и получая ночлег там и сям, она наконец оказалась на хуторе у Берзиньшей. Потом Фрида попытала счастья в Риге, где было легче раствориться в людской толпе. Она обошла всех своих нееврейских друзей. Хотя никто ее не выдал, постоянного обиталища она не нашла, лишь один офицер времен Улманиса, работавший в то время управдомом, позволил ей находиться в пустой неотапливаемой квартире. По возвращении к Берзиньшам ей посчастливилось: Берзиньш посоветовал ей идти к Песле - старушке с помутненным богом рассудком, адвентистке седьмого дня, которая жила в лачужке в Чиекуркалнсе.
«Говори, что тебя к ней послали небесные ангелы, чтобы помочь ей. Я думаю, она поверит и впустит. А когда кончатся продукты, приходи к нам снова, мы всегда наполним твою корзиночку...» Так и случилось. С помощью Песлы Фрида установила связь с адвентистами седьмого дня. Их - по большей части прибалтийских немцев - радением Фрида пережила годы оккупации.
Главное свое обиталище она нашла у семейства кекавского мельника Вилюмсона. После выхода на волю Фрида Фрид в 1944 году вышла замуж за Мотю Михельсона, одного из 85 выживших из Рижского гетто, и в семье родились сыновья - Лева и Даня. Но при коммунистах Михельсонам не везло. Муж был обвинен в антигосударственной деятельности и выслан в Сибирь. В 1956 году освобожден, но из-за подорванного здоровья умер в 1966 году. Фрида с сыновьями в 1971 году переехала в Израиль.
Литература о Холокосте накопилась уже в большом количестве и продолжает прирастать. Во всей этой горе книг воспоминания Фриды могут и затеряться, но они никогда не исчезнут с полки истории Латвии. Это латышская книга, она о латвийских лесах и людях и о Риге.
Переведем же эту книгу на латышский язык и распространим в наших школах, чтобы племя младое расспрашивало и переспрашивало своих родителей и прародителей. И если кто-нибудь из страха перед судом или отмщением побоится написать в своих воспоминаниях всю правду, то в своих теплых жилищах в эмиграции перечитаем книгу Фриды и сопоставим наши страхи со страхом, который пережила она.
Ничто и никогда не поздно - воздвигнем Фриде, этой носительнице латвийского паспорта, памятник... Если нам не захочется сделать это ради Фриды, то мы должны это сделать, чтобы воздать должное Берзиньшам, Песле и Вилюмсонам.
Журнал «Яуна гайта» («Новая поступь»), 1985 год. Статья американского историка Андриевса Эзергайлиса. Перевод с латышского.
P.S. «Переведем же эту книгу на латышский язык и распространим в наших школах, чтобы племя младое расспрашивало и переспрашивало своих родителей и прародителей и побуждало их тоже оставить свои воспоминания об этом суровом этапе в нашем прошлом».
Увы! Призыв благородного профессора не дошел до ушей властей предержащих в современной Латвии... Сегодня бывшие эсэсовцы-добровольцы окружены в Латвии почетом. А армейский священник призывает детей следовать их примеру. Не дай бог, чтобы им перешел по наследству боевой дух легионеров. От которого за версту несет невинной кровью еврейских женщин, стариков и детей. |
